Анатолий Леонидович Макеев – мой сосед. Он деловой, неунывающий человек. С ним всегда интересно. Он приходил к нам в музей, и мы с ребятами на кружке не раз бывали у него. Анатолий Леонидович рассказывает о своем детстве:
- Родился я на Украине в большом селе Примпосад Запорожской области на берегу Азовского моря в 40 километрах от большого города Мелитополь. Мать - Ирина Федоровна работала в колхозе «Сельскохозяйственный», а отец - Леонид Иванович в колхозе «Рыболовецкий», который занимался вылавливанием рыбы из моря и ее переработкой.
Когда осенью 1941 года в наше село пришли немцы, председатель Пимон, ставший у немцев старостой, ходил с ними по селу и смотрел хаты. Когда пришли в нашу, Пимон сказал, что немецкому генералу хата понравилась, и он будет здесь жить. Отец наш к этому времени был взят на фронт еще в финскую войну, а нас троих детей, моих старших сестер Надю, Любу и меня пятилетнего с матерью выселили во «времянку» - летнюю кухню, пристроенную к дому.
Когда Пимон пришли с немцем, то наша собака - Шарик на них залаяла, генерал выхватил из кобуры револьвер и застрелил её. Мы испугались, заплакали, а староста цикнул на нас и пригрозил: «Если хотите жить - не противоречьте!» Немцы все жгли, разоряли. В колхозе было две ветряные и одна дизельная мельницы. Так одну они сожгли. Пимон привел в наш сарай немцев, и они забрали у нас всех овец и свиней. Нам все время хотелось есть. «Наш немец» питался в столовой, где была у нас школа, а дома ел шоколад. Однажды я взял у него кусочек, так он стал ругаться и трясти у меня над головой револьвером…
Я был шустрый и от голода полез на шелковичное дерево поесть сладкой шелковицы. Мать стала звать меня из окна, чтобы слезал. Только я хотел слезть, как недалеко от огорода разорвалась бомба. Я тем и спасся, что был на дереве. Иногда немцы отправляли нас на маслобойню за подсолнечным маслом для немецкой столовой.
Шел уже 1943 год. Помню, было, воскресенье 17 октября – мы часто потом в семье вспоминали об этом. Немцы чувствовали, что им конец и лютовали. Под вечер они согнали в дизельную мельницу всех, у кого кто-либо воевал в Красной Армии. Таких набралось более ста человек, это были взрослые, дети и старики. Нас, наверное, пожалел генерал, так как жил в нашей хате или ему ничего не сказали про нашего отца. Всех остальных жителей согнали смотреть на издевательства немцев. Ворота были большие, около них стояли немецкие солдаты с автоматами - не убежишь! Стали обливать мельницу с людьми бензином, раздался раздирающий крик. Я видел, как один немец встал на колени, чтобы поджечь и уже поджег, все запылало. Тогда какой-то старик из обреченных людей взял за ворот немца и тоже затащил в огонь, мол, мне больше нечего терять, попробуй и ты «горяченького». Люди побежали из огня, в них стали стрелять, многие разбежались. А когда вечером стали считать, то недосчитались 13 человек, которые сгорели в огне, приняв мученическую смерть. Этой ночью пришли наши. Соседи Морозовы предупредили нас, чтобы мы закрыли двери и не открывали ее. Немецкий генерал ночью в два часа застучал, чтобы забрать свои вещи. У него там были рация, оружие и карты. Но мать прижала нас к себе и велела молчать. Немец постучал, выстрелил дважды по двери и ушел. Они спешно отступали. Утром наше село было освобождено советскими войсками.
В 1946 году у нас сгорела хата. Отцу написали, что ваши все сгорели. Он не мог смотреть на все это и домой после войны не поехал. Мы жили бедно. В 1948 и 1949 годах один дед давал нам капканы, а мы ему за это – 5 сусликов. Остальные брали себе – так и выжили. Сахару не было, так мы приспособились тереть сахарную свеклу, парить ее, выжимать сок и припивать его вместо сахара. Потом сделали запрос и стали искать отца. Нам пришел ответ, что он в Грозном, и мы поехали за ним. Когда он узнал, что мы живы, стал копить сухари и сахар. К нашему приезду накопил по мешку сахара и сухарей. Приехав домой, построили новую хату. Отец стал работать председателем в «Сельскохозяйственном». Я закончил 5 классов и вынужден был пойти пасти коров. У меня в стаде было 107 голов. К этому времени у нас в семье было пополнение, родились двойняшки братья Лёня и Коля. Нужно было помогать родителям. Работать старался, даже портрет висел на колхозной доске почета.
До пенсии работал в Пяжозерском лесопункте. А собак до сих пор люблю, и в память о той застреленной собаке моего детства все нынешние собаки носят кличку Шарик….
В. Мельникова, руководитель школьного краеведческого музея № 13 669, п. Пяжелка
Слова живых свидетелей Великой Отечественной войны бесценны…
Уважаемые читатели! До празднования 70-летия Победы осталось совсем немного. Поговорите со своими родственниками и знакомыми, соседями, пережившими военное лихолетье, с ветеранами боевых действий, тружениками тыла, детьми войны – запишите их рассказы. Слова живых свидетелей Великой Отечественной войны бесценны. Присылайте рассказы очевидцев тех страшных лет к нам в редакцию, мы постараемся опубликовать их в нашей газете, они обязательно появятся в сети Интернет на нашем сайте - http://www.babaevo-gazeta.ru/, в нашей группе ВК «Будь в курсе. Газета "Наша Жизнь» -https://vk.com/babaevo_life.
- Родился я на Украине в большом селе Примпосад Запорожской области на берегу Азовского моря в 40 километрах от большого города Мелитополь. Мать - Ирина Федоровна работала в колхозе «Сельскохозяйственный», а отец - Леонид Иванович в колхозе «Рыболовецкий», который занимался вылавливанием рыбы из моря и ее переработкой.
Когда осенью 1941 года в наше село пришли немцы, председатель Пимон, ставший у немцев старостой, ходил с ними по селу и смотрел хаты. Когда пришли в нашу, Пимон сказал, что немецкому генералу хата понравилась, и он будет здесь жить. Отец наш к этому времени был взят на фронт еще в финскую войну, а нас троих детей, моих старших сестер Надю, Любу и меня пятилетнего с матерью выселили во «времянку» - летнюю кухню, пристроенную к дому.
Когда Пимон пришли с немцем, то наша собака - Шарик на них залаяла, генерал выхватил из кобуры револьвер и застрелил её. Мы испугались, заплакали, а староста цикнул на нас и пригрозил: «Если хотите жить - не противоречьте!» Немцы все жгли, разоряли. В колхозе было две ветряные и одна дизельная мельницы. Так одну они сожгли. Пимон привел в наш сарай немцев, и они забрали у нас всех овец и свиней. Нам все время хотелось есть. «Наш немец» питался в столовой, где была у нас школа, а дома ел шоколад. Однажды я взял у него кусочек, так он стал ругаться и трясти у меня над головой револьвером…
Я был шустрый и от голода полез на шелковичное дерево поесть сладкой шелковицы. Мать стала звать меня из окна, чтобы слезал. Только я хотел слезть, как недалеко от огорода разорвалась бомба. Я тем и спасся, что был на дереве. Иногда немцы отправляли нас на маслобойню за подсолнечным маслом для немецкой столовой.
Шел уже 1943 год. Помню, было, воскресенье 17 октября – мы часто потом в семье вспоминали об этом. Немцы чувствовали, что им конец и лютовали. Под вечер они согнали в дизельную мельницу всех, у кого кто-либо воевал в Красной Армии. Таких набралось более ста человек, это были взрослые, дети и старики. Нас, наверное, пожалел генерал, так как жил в нашей хате или ему ничего не сказали про нашего отца. Всех остальных жителей согнали смотреть на издевательства немцев. Ворота были большие, около них стояли немецкие солдаты с автоматами - не убежишь! Стали обливать мельницу с людьми бензином, раздался раздирающий крик. Я видел, как один немец встал на колени, чтобы поджечь и уже поджег, все запылало. Тогда какой-то старик из обреченных людей взял за ворот немца и тоже затащил в огонь, мол, мне больше нечего терять, попробуй и ты «горяченького». Люди побежали из огня, в них стали стрелять, многие разбежались. А когда вечером стали считать, то недосчитались 13 человек, которые сгорели в огне, приняв мученическую смерть. Этой ночью пришли наши. Соседи Морозовы предупредили нас, чтобы мы закрыли двери и не открывали ее. Немецкий генерал ночью в два часа застучал, чтобы забрать свои вещи. У него там были рация, оружие и карты. Но мать прижала нас к себе и велела молчать. Немец постучал, выстрелил дважды по двери и ушел. Они спешно отступали. Утром наше село было освобождено советскими войсками.
В 1946 году у нас сгорела хата. Отцу написали, что ваши все сгорели. Он не мог смотреть на все это и домой после войны не поехал. Мы жили бедно. В 1948 и 1949 годах один дед давал нам капканы, а мы ему за это – 5 сусликов. Остальные брали себе – так и выжили. Сахару не было, так мы приспособились тереть сахарную свеклу, парить ее, выжимать сок и припивать его вместо сахара. Потом сделали запрос и стали искать отца. Нам пришел ответ, что он в Грозном, и мы поехали за ним. Когда он узнал, что мы живы, стал копить сухари и сахар. К нашему приезду накопил по мешку сахара и сухарей. Приехав домой, построили новую хату. Отец стал работать председателем в «Сельскохозяйственном». Я закончил 5 классов и вынужден был пойти пасти коров. У меня в стаде было 107 голов. К этому времени у нас в семье было пополнение, родились двойняшки братья Лёня и Коля. Нужно было помогать родителям. Работать старался, даже портрет висел на колхозной доске почета.
До пенсии работал в Пяжозерском лесопункте. А собак до сих пор люблю, и в память о той застреленной собаке моего детства все нынешние собаки носят кличку Шарик….
В. Мельникова, руководитель школьного краеведческого музея № 13 669, п. Пяжелка
Слова живых свидетелей Великой Отечественной войны бесценны…
Уважаемые читатели! До празднования 70-летия Победы осталось совсем немного. Поговорите со своими родственниками и знакомыми, соседями, пережившими военное лихолетье, с ветеранами боевых действий, тружениками тыла, детьми войны – запишите их рассказы. Слова живых свидетелей Великой Отечественной войны бесценны. Присылайте рассказы очевидцев тех страшных лет к нам в редакцию, мы постараемся опубликовать их в нашей газете, они обязательно появятся в сети Интернет на нашем сайте - http://www.babaevo-gazeta.ru/, в нашей группе ВК «Будь в курсе. Газета "Наша Жизнь» -https://vk.com/babaevo_life.
