Эту небольшую, самую обычную школьную тетрадь в редакцию «НЖ» принес житель города Бабаево Александр Васильевич Сухарев. Совсем недавно ему исполнилось 87 лет. В тетради – воспоминания о военном детстве, которыми Александр Васильевич хотел бы поделиться с читателями «Нашей жизни». О своей судьбе, о военном лихолетье, об учебе и работе под бомбежками немецкой авиации рассказ Александра Сухарева.
В 13 лет – на работу
«…Шел 1941-й год. Я ходил в школу № 25, в 5-й класс. Шла война, школу заняли под госпиталь и лечили там раненых солдат, пришедших с фронта. Нас стали учить в деревянном двухэтажном здании, на этом месте сейчас построен магазин «Фортуна». Напротив дома, в парке, находилось бомбоубежище.
Сидим на одном из уроков, вдруг раздается воздушная сирена, учительница поднимает нас и ведет в парк, в бомбоубежище. Сидим и ждем, когда загудит отбой тревоги, идем обратно на урок, но иногда, не дойдя до школы, снова тревога, поворачиваем и бежим обратно - не столько учились, сколько бегали в бомбоубежище. Кушать хочется, да нечего, учебу пришлось бросить.
Через некоторое время повела меня мама устраивать на работу в депо. Приходим к начальнику, а он и говорит: «У нас, мамаша, не детский сад», и не берет на работу, так как мне всего 13 лет. В это время у начальника находился мастер литейного цеха, он подозвал меня к себе и попросил что-то (что – уже и не помню точно) принести, а затем поставить на место. Я это задание выполнил, и тогда мастер попросил начальника: «Оформляй его ко мне». Так я стал рабочим. Проработал три месяца, начальник вызывает к себе и спрашивает, не хочу ли я стать слесарем? Я ответил: «Хочу». Ставят меня учеником слесаря в хозяйственную бригаду Николая Александровича Покровского. Учат меня ремонтировать замки и делать к ним ключи. Из дюрамина Николай Александрович научил делать гребенки для женщин и расчески для мужчин. Тогда в магазинах ничего не было.
Через несколько месяцев начальник снова вызывает к себе и предлагает работать слесарем по ремонту паровозов. Получив согласие, оформляет меня учеником к Владимиру Иванову, который работал слесарем и научил меня ремонтировать арматуру паровоза. Слесарь был грамотный и быстро обучил меня работе. Слесарь мог работать машинистом, которых не хватало. Тогда начальник вызывает нас с ним в кабинет и спрашивает у моего наставника, смогу ли я работать самостоятельно? Слесарь ответил, что я смекалистый и вполне смогу. Тогда его ставят машинистом, а я начинаю работать самостоятельно, и в помощники мне дают девушку на два года постарше, у которой был документ об окончании ФЗО – фабрично-заводского обучения.
Ремонт паровоза под фашистскими бомбами
Паровозы были старые, часто выходили из строя. Ведет машинист из Череповца до Бабаево воинский поезд, паровоз, не отцепляя, снабжают водой и углем, меняется бригада, и поезд должен идти дальше, но он не исправный.
Тогда начальник поезда требует у дежурного по станции, чтобы отправлял поезд, тот говорит, что он неисправен, идите к начальнику депо и требуйте замену паровоза. Паровоза нет. Начальник идет к мастеру, а мастер ко мне, слесарю, чтобы посмотрел, в чем дело. Начальник поезда, командир полка ведет нас с девушкой-помощницей к паровозу.
Только взяли инструменты – воздушная тревога. Летят фашисты. На станции было 7 путей и все заняты. На первом пути стоял воинский поезд, у которого неисправный паровоз. Стоял санитарный поезд, везли раненых с фронта, дальше стояли еще два воинских поезда и остальные с эвакуированными ленинградцами.
Полковник толкает нас под вагоны и залезает сам. Бомбы падают, но мы остаемся невредимыми. Отбомбив, немцы полетели дальше. Мы вылезли из-под вагонов, и полковник говорит: «Давайте, ребятки, скорей к паровозу». Народу полно, кто убитых грузит прямо на машины, кто раненых в «скорую помощь». Фашисты, раскидав бомбы, вернулись и начали «косить» людей из пулеметов. Полковник опять нас под вагон и сам туда же. Отстреляли немцы и улетели в сторону Тихвина. Тихвин был взят немцами. Наконец мы добираемся до паровоза. Спрашиваю у машиниста, в чем дело, он говорит, что не работает левый инжектор. У инжектора много причин неисправности, но я быстро определил. Рукав между паровозом и тендером, внутри рукава порвалась резина, расслоился рукав. Нужна его замена. Надо идти в депо менять. На это уйдет много времени. Тогда я сообразил и рукав повернул наоборот. От тендера привернул к паровозу, а который к паровозу, привернул к тендеру, инжектор закачал. После бомбежки в этот поезд прямого попадания не было и вагонники сказали, что поезд может идти дальше. Полковник поблагодарил нас за быстро сделанную работу.
Тихвин был под немцами 6 месяцев. Мне приходилось работать под бомбами и пулеметами. За что и было присвоено звание участника Великой Отечественной войны.
На коньках под огнем пулемета…
Шла война, мы были голодные и холодные, а поиграть-то все равно хотелось. Зима началась с морозов. Снега еще не было, а река уже замерзла, и ходили туда кататься на коньках и дети, и взрослые. Мы жили бедно, и не было возможности приобрести хоккейные коньки. Отец, участник Первой мировой войны, пришел с фронта больной и раненый. Ему сделали 4 операции, вытаскивали осколки от снарядов. После четвертой операции он умер в возрасте 43 лет, мне тогда было шесть лет. Мать была неграмотная, работала уборщицей в отделении Северной железной дороги. Денег не хватало, и поэтому мать взяла мне дешевые коньки-«снегурки», на которых можно было кататься по снежным дорогам. Я надел валенки, привязал веревками «снегурки» и пошел кататься в березовую рощу по льду. На реке было много людей. В это время, возвращавшиеся после бомбежки немцы, увидели скопление людей и начали стрелять по нам из пулемета. Все ребята и взрослые побежали в лес и я тоже, но, не добежав до берега, провалился в реку. Когда ощутил ногами дно реки, воды было по шею, я загнул голову назад, чтобы не попало воды в рот и нос. Если бы было немного глубже дно реки, я бы утонул. Увидев меня подо льдом, преподаватель по труду из школы № 25 (он тоже был на коньках) Василий Васильевич Ловчиков, бросился мне на помощь. Он взял у катавшихся ребят санки с веревкой, толкнул их ко мне, я ухватился за санки и так он меня вытащил. Я мокрый, стал замерзать, а он повел меня на улицу Дзержинского, в первый попавшийся дом. Там меня раздели и посадили на русскую печку. Ловчиков сходил за моей мамой. Она принесла мне сухое белье и увела домой. Дома я пролежал на печке целые сутки и даже не заболел.
И еще один случай из моей жизни, которых за годы войны было много. С другом Николаем Быковым пошли в лес за грибами. Взяли по корзинке, пошли по опушке леса, вдоль железной дороги. На 356-м км работали путейцы, восстанавливали после бомбежки железную дорогу. Только поравнялись мы с рабочими, как летит немецкий самолет, начали «поливать» из пулемета, рабочие разбежались по лесу. Мы с другом побежали лесом напрямую.
Прибежали на реку, место называлось Пихта. Там на берегу в палатках жили цыгане. Фашисты начали стрелять по ним. Мы с другом бросились через реку на другой берег, перешли и сидим в кустах. Когда немцы улетели, мы по той стороне реки пошли домой. Когда бежали лесом, потеряли корзины, не набрав ни ягод, ни грибов. Не доходя до города, видим, горит дом. Это был хутор, назывался Лука, всего два дома. Фашисты, пролетая, бросили зажигательную бомбу, хутор сгорел. Вот таким запомнилось мне мое детство».
